«Я всех жалею»: челябинская телеведущая решила стать медсестрой
Челябинская журналистка, ведущая 31 канала Елена Лебедева осенью этого года отправилась учиться на медицинскую сестру. Желание получить это образование было настолько сильным, что ей не помешали ни основная работа, ни трое детей и собака. Мы поговорили с Леной о точках пересечения журналистики и медицины, о практике в больнице, во время которой наша героиня ухаживала за стариками, в том числе совсем обессилевшими и брошенными.
Выбор сделан
- Лена, как тебя угораздило пойти учиться на медика после почти 30 лет в журналистике, на телевидении?
- Пару лет назад я почувствовала острую потребность учиться. Может быть, это кризис среднего возраста, не знаю. Получать еще одно высшее образование я не хотела, потому что мне этого хватило в свое время, когда училась на математическом факультете. Думала найти что-то близкое к моей математике, например, стать аналитиком данных, получить базовый уровень в программировании. Также была мысль стать парикмахером. Ну а что? У меня три мужика в доме, вполне пригодилось бы. Но потом пазлы сложились по-другому. Я пришла, кстати, как раз к парикмахеру, и она мне сказала, что учится на медсестру.
Я вспомнила, как в старших классах школы ходила в больницу на практику - в отделение проктологии, мы мыли там стены. Представляешь, что мы там испытывали?
Но воспоминания меня не остановили, к тому же я узнала, что теперь на медсестру можно выучиться не за 3,5 года, а за 1,5. А потом я проанализировала все и поняла, что да, это профессия, которая мне сейчас нужна. Известные события в нашей стране дали мне понять, что в жизни может случиться все что угодно, она настолько непредсказуема. И на всякий случай нужно иметь профессию, которая позволит уметь делать что-то руками, помогать людям не опосредованно, как это происходит часто в журналистике, а напрямую – как в медицине. И еще, принимая решение, я вспомнила фрагмент из книги Эдит Эгер. Она работала в школе и не решалась идти на получение докторской степени из-за возраста. Говорила, что ей к моменту получения уже будет 50 лет.
На что директор школы сказал: «Вам в любом случае будет 50». Вот это тоже на меня подействовало.
- Сколько ты уже отучилась? И кто учится вместе с тобой?
- Прошли первая сессия и первая практика. Нас в группе 35 человек. Есть косметологи, массажисты, которым нужно медицинское образование. Есть те, кто работают администраторами в клиниках, и им нужен этот диплом, чтобы увеличилась зарплата. А таких, как я, несколько человек. Когда настало время проходить практику, я очень не хотела оказаться там, где буду просто перекладывать бумажки. Мне нужно было попасть туда, где я буду в непосредственном контакте с пациентами и с головой окунусь в больничные процессы. Поэтому я оказалась в отделении пульмонологии горбольницы № 1. Практика длилась две недели.
Пульмонология и привязанные пациенты
- Что входило в твои обязанности? И насколько легко или, наоборот, тяжело тебе было с ними справляться?
- Я помогала пациентам передвигаться по больнице, кормила больных, которые сами не могли есть, носилась с документами по корпусам, мыла пол.
Мне было, конечно, тяжело, но я помогала беспомощным старикам, которых в том отделении много. Мысль о том, что без меня им не справиться, давала силы.
Брезгливости я не испытывала. Возможно, причина в том, что за свою жизнь я много раз лежала в больницах, в реанимации, знаю, что такое пользоваться судном.
- Что тебя больше всего удивило во время практики и что порадовало?
- Не могла себе представить до этого, как быстро может человек деградировать в своем физическом состоянии. Вот он ходил еще три дня назад, сам себя обслуживал, а теперь лежит, не может двинуться, в туалет сходить, поесть, с трудом дышит. Вот это меня удивило – как быстро человек может буквально «развалиться» на глазах. И был случай, который меня поразил до глубины души. У нас был привязанный к кровати пациент (их привязывают, чтобы они не падали на пол). Он меня попросил развязать. Я ему говорю: «Нет, вы же упадете». Но он уговорил меня, я развязала, посадила его. Смотрю – сидит. Это меня тоже удивило, ведь он лежачий, они не могут сидеть. Пока он сидел, я ему постель поменяла. А потом он еще и всю кашу съел! Никогда не думала, что буду так радоваться, если у меня такой больной сам поест! Пришла его дочь, и я ей рассказала, потом врачам и медсестрам рассказывала. Мне хотелось делиться этим, как личным счастьем! Конечно, я понимаю, что, когда много лет с такими пациентами работаешь, уже подобных чувств испытывать не будешь. Медики говорят: не хочет есть – пусть не ест. А я же мучаюсь, когда не едят, пытаюсь запихнуть.
- Говорят, что журналисты и медики – две самые циничные профессии. Тебя из одной потянуло в другую…
- Получается, что да. Но этот профессиональный цинизм можно понять, без него невозможно работать ни журналистам, ни медикам. Например, у нас в СМИ как? Если какое-то ЧП происходит, мы, журналисты, как выражаемся? О, классная новость, нужно делать! Но это ведь не значит, что мы радуемся произошедшему. Мы просто оцениваем новость с точки зрения отклика зрителей, читателей, знаем, что материал будет интересен. Так и в медицине. В больницах работники просто не могут подолгу уговаривать пациента поесть, например. У них просто не хватит времени ни на что другое, если они будут одного полдня уговаривать. А некоторые пациенты, часто бабушки, просто капризничают, хотят внимания. У медиков не всегда есть ресурс, чтобы это дать пациентам сполна. А у меня он был, потому что я все-таки не совсем как медсестра работала. Кстати, пока нет диплома, я не могу ставить уколы пациентам, даже если меня уже научили.
И это у меня вызывает вопросы: получу диплом, устроюсь на работу, поеду на экстренный вызов и не смогу поставить укол в вену человеку только из-за того, что до этого втыкала иголку только в муляжи?
На них, конечно, вены даже прорисованы, но ведь у людей не всегда вены хорошо видны. Не хватило мне на практике вот такого взаимодействия с пациентами – те же инъекции делать.
- Какие выводы для себя как для журналиста ты сделала, побывав на практике в больнице?
- Я давно работаю в СМИ, поэтому чего-то принципиально нового не увидела. Но еще раз убедилась в том, насколько внимательно нужно относиться к информации, которая к журналистам поступает. Например, те же привязанные люди. Помню, было такое: родственники одной бабушки прислали в редакцию фото или видео, где эта бабушка в синяках. Написали, что ее врачи привязывали к кровати и били. Иногда СМИ хватают такие поводы и без проверки публикуют с заголовками об избитых и привязанных пациентах. Но я-то знаю, для чего привязывают некоторых больных – для их же безопасности. А синяки у них бывают из-за падений.
Дать дожить дома, а не в больнице
- А родным можно жить в больнице рядом с тяжелыми пациентами, чтобы за ними ухаживать?
- Да, в больнице рядом с пациентом может находиться человек, который за ним ухаживает. Это может быть близкий или сиделка. При мне в больнице только с одной тяжелой пациенткой жила родственница. А многих обессилевших стариков родные бросили и забыли. Совсем безнадежных пациентов в преклонном возрасте в нашем отделении было пять. Мне кажется, что такие бабушки и дедушки не должны лежать в больницах, им гораздо лучше будет дома, в объятиях своих детей, жен и мужей.
- Я знаю, что многие родственники не хотят ухаживать за лежачими стариками, просто чтобы не унижать их достоинство.
- Я тоже про это думала, и хорошо, что для таких ситуаций есть сиделки, хотя их услуги стоят недешево. Я пыталась представить, что мне придется ухаживать за кем-то из своих родителей. Честно скажу, не знаю, смогла бы. За мамой – возможно. За папой – вряд ли.
За чужими людьми мне морально ухаживать нетрудно, я их жалею.
Физически только тяжело бывает, особенно когда нужно обездвиженного мужчину весом 150 кг переложить с кровати на каталку и потом везти по коридорам.
Что дальше?
У Елены впереди еще год обучения, весной предстоит еще одна практика в больнице. На этот раз работать нужно будет с детьми. А идти ли после диплома в медицину, наша героиня еще не решила. Пока же она рассказывает истории о пациентах в соцсети. И среди них есть зарисовки со счастливым концом. Ниже одна из них.
««Зачем опять куда-то ехать? Я уже ничего не хочу…» - пациентка Н. с трудом сделала несколько шагов от кровати, села в инвалидное кресло и заплакала. Я, конечно, слышала, что с пожилыми людьми нужно разговаривать, как с детьми, но повода попробовать у меня не было. Но тут пришлось. Пока мы катили по отделению, я рассказала ей, что никто не приходит в больницы отдыхать и веселиться, что это всегда тяжело или больно, что нужно бороться и потому тратить силы на слезы совсем неправильно. Но слезы катились, и пациентка вытирала их зажатым в кулачок платочком.
Нам нужно было спуститься на три этажа, чтобы проверить функцию дыхания. Двери лифта открылись. Я вкатила коляску, пациентка оказалась напротив зеркала, в котором из всей ее поникшей фигуры отразилась только макушка. И тут… Пациентка выпрямилась, вытянула шею, увидела себя. Слезы как-то вдруг закончились, а рука потянулась к взъерошенным больничной подушкой волосам. Она покрутила головой и аккуратно пригладила пряди. А я стояла и думала, что это зеркало за минуту сделало то, что у меня не получилось. И женщина даже в отчаянии остается женщиной. Ей только что было неважно, как работают ее легкие, но оказалось не все равно, как она выглядит. Эта пациентка, кстати, поправилась».
Беседовала Галина Лепина
