Анна КасюковаЗдесь всегда селились неординарные люди: большое интервью директора Музея истории Екатеринбурга Игоря Пушкарева
18 декабря исполнится год, как директором Музея истории Екатеринбурга был назначен Игорь Пушкарев. Археолог, бывший журналист издания Znak.com органично вписался в культурную команду города и, кажется, получает от работы удовольствие. Первый год его службы в музее совпал с юбилеем Екатеринбурга - в 2023 году городу исполнилось 300 лет. О том, почему эта дата довольно условна, какие выставочные проекты сделали площадки музея популярными и какие цели ставит перед собой Игорь Пушкарев в роли директора, - в большом интервью ЕАН.
Про музей, директорство, проекты и команду
- Ты почти год директор музея. Расскажи про свои ощущения?
- С одной стороны, это, конечно, был довольно сложный год. Сложный в том числе и по обстоятельствам внешним. Я сказал бы, экзальтированная и нервическая реакция сложилась вокруг моего нового трудоустройства. Но, с другой стороны, этот год был просто офигенный с точки зрения того, что мы сделали и в чем мы поучаствовали. Год 300-летия Екатеринбурга, когда команда музея участвовала во всех ключевых проектах. Это огромное количество трудозатрат, умственных в первую очередь. С другой стороны, это, конечно, такой драйв, которого я не помню давно уже, даже когда работал журналистом. Это целый год сплошного креатива, полета фантазии, мыслей и идей.
- Ты, как директор, больше за хозяйственную часть или за креатив, за идеи?
- А я не могу разделить, понимаешь. Я, как директор, ответственен за хозяйственную часть, за деньги, за закупки, за зарплаты. За этот год раза три, наверное, вспоминал первую сцену из фильма Никиты Сергеевича Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих».
- И он тебя тоже в этом году часто вспоминал.
- Мы вспоминали друг друга, да. Мой любимый актер, режиссер часто вспоминал меня. Итак, первая сцена фильма, где герой Сергея Шакурова, красный командир Андрей Забелин, сидит за столом, заваленным гроссбухами. Закипает, вскакивает, выхватывает шашку, потому что он красноармеец в душе и жаждет другого. И разрубает эти гроссбухи с криком:
«А-а-а, вот она моя бумажная могила! Зарыли, закопали славного бойца-кавалериста!»
Шашку я не выхватывал, но очень часто смещался как раз в сторону креатива, в сторону работы своей научно-выставочной команды. На нашей новой выставке «Наука в большом городе» у меня, например, есть своя часть, посвященная археологии. Есть еще несколько выставочных и юбилейных медийных проектов, реализованных при моем участии.
- Значит, ты совмещаешь?
- Я пытаюсь совмещать, иначе было бы совсем кисло. Осенью я вырывался в свою любимую археологию. Копали дом Миллера на ул. Шейнкмана, 18. Потом реализовали еще одну нашу мечту — провели разведку и сейчас ставим на учет Нижне-Исетский железоделательный завод. Последний пункт триады «От Виза до Низа». Из объектов культурного наследия Нижне-Исетского завода, кроме плотины, почти ничего не осталось. Поэтому мы эту производственную площадку зафиксировали археологическим образом.
- Поняла. Тогда надо про команду обязательно поговорить. Вот сейчас мы ходили по музею, ты говорил про сценариста выставки. Расскажи, как вообще все это происходит, от идеи до открытия?
- Открытие выставки «Наука в большом городе» мы приурочили к 18 ноября, к историческому дню рождения Екатеринбурга. Работа над этой выставкой шла несколько лет. Одну из первых ее концепций прописывали при участии Константина Бугрова, доктора исторических наук. Но, главным продюсером этой выставки была Света Булатова, мой заместитель по науке и выставочной деятельности. Она всех нас, креативных и шебутных, собирала в жесткий узел и безжалостно нами командовала. Дальше по нисходящей были два мегакуратора, каждый из них отвечал за свою половину. За левую у нас отвечал Женя Бурденков, зав. научного отдела МИЕ, а за другое полушарие – Нина Садыкова. Все ее знают как основательницу проекта Birdwatching_ekb, талантливого и очень классного популяризатора науки.
- То есть получается, что для выставок вы приглашаете и внештатных специалистов, в том числе?
- И внештатных специалистов, и просто кураторов-волонтеров. В выставке «Наука в большом городе», например, поучаствовало более 20 институтов Российской академии наук, все основные вузы Екатеринбурга, все основные музеи Екатеринбурга и Свердловской области. Кроме этого, специалисты по науке и музейщики из Нижнего Новгорода, Москвы, Пермского края и Челябинской области. Я не ошибусь, если скажу, что больше 50 человек было вовлечено в орбиту создания этого проекта.
- Топ-3 проекта Музея истории Екатеринбурга за 2023 год по твоему мнению?
- Первый – «Гости из прошлого», весенняя выставка, посвященная истории дипломатии и визитов иностранцев в Свердловск-Екатеринбург в XX веке. Город был полузакрытый, приезжали только согласованные официальные делегации, и точки посещений были типовыми. Обязательно Уралмашзавод, Уральский геологический музей. Часто Дворец пионеров, и там обязательно какой-нибудь высокий гость подержит ребенка у себя на коленях. Обнаружились и смешные сюжеты. На Патрушихе, там, где потом был совхоз «Свердловский», гостей всегда встречал образцово-показательный крестьянин, словно из XIX века. Этого парадного крестьянина в лаптях показывали гостям как достижение советского аграрного сектора. Эта выставка стала красивым прологом «Ночи музеев».
По следам Фиделя Кастро: в Екатеринбурге воссоздали визит легендарного команданте. ФОТОРЕПОРТАЖ
При поддержке музея УГМК мы нашли машину, оригинальный ЗИС. Именно на таком по городу в мае 1963 года разъезжал во время своего визита Фидель Кастро. Мы реконструировали этот маршрут, прокатив двойника кубинского лидера по городу.
Следующая выставка из топа-3 – это «Вскрытие показало», о предметах из капсулы времени. Во-первых, мы довольно плотно участвовали во всем, что касалось извлечения капсулы. Во-вторых, 30 августа на площадке музея прошла ее распаковка. Алексей Валерьевич Орлов, мэр Екатеринбурга, председательствовал в комиссии по распаковке. И в октябре представили все предметы из капсулы.
Третья знаковая выставка как раз «Наука в большом городе». Еще раз повторюсь, огромное количество сил, средств, ресурсов туда вложено. Порядка 500 предметов — это только то, что нам дали наши внешние партнеры.
- Как измерить успех выставки? По количеству людей, которые пришли на нее посмотреть?
- Ну понятно, что есть цифры. В среднем по году Музей истории Екатеринбурга обязан принять порядка 150 тыс. посетителей, и в целом мы это выдаем.
- То есть это план?
- Да, это так называемое муниципальное задание.
- А в этом году еще не считали?
- Мы не считали, потому что последний квартал еще происходит на наших глазах, но в целом мы уже возле этой цифры и, наверное, ее превысим.
К каждой выставке у нас всегда еще пристегивается событийная просветительская программа: лекции, экскурсии, даже театральные постановки. Часто выставочные проекты мы усиливаем именно через событийную часть. Например, в прошлом году был замечательный проект, посвященный городским паркам и скверам. Ну не дерево же принесешь в качестве экспоната. Поэтому у нас была обширная экскурсионная программа, в которой объединились Метеогорка, Ельцин Центр, несколько институтов УрО РАН. Таким образом, мы набираем посетителей за счет событийной программы.
- Ты недавно сказал мне, что вы с командой собираетесь и планируете следующий год. Как вообще обсуждение происходит, кто участвует и за кем последнее слово?
- В ноябре-декабре проходят планерки, там, где собираются заместители мои и руководители ключевых отделов. Выставочный план 2024-го года сейчас обсуждается на этом уровне, но потом мы его будем выносить на обсуждение уже с отделами и всеми сотрудниками. Эта история начинается даже раньше, потому что примерно в августе мы первоначальный план сдаем в управление культуры администрации Екатеринбурга. Свои первоначальные, можно сказать, «хочухи».
Управление культуры в лице Ильи Маркова (начальник управления культуры администрации Екатеринбурга - прим. ЕАН) это в себя впитывает. Уже на этом этапе, кстати, планы сопровождаются первоначальными сметами. Затем документы перемещаются в экономический блок администрации города. Наши мечты приземляются на грешную землю, на бюджетный процесс. И в ноябре мы получаем финансовый документ – цифры, на которые мы можем рассчитывать в следующем году. Реальные цифры, очищенные от части наших «хочух», мы присаживаем на действительность. Кроме бюджетных есть внебюджетные средства, которые мы зарабатываем на проектах и привлекаем от спонсоров. Чем качественнее будут выставки, тем больше у нас будет внебюджетных средств на реализацию новых проектов. Такой замкнутый круг.
- Накладывает ли учредитель какую-то рамку на вашу деятельность? Есть ли ограничения, цензура, требования обязательные?
- Слушай, рамок, в смысле железных оков, на мне ни разу не висело за этот год. Иначе даже не знаю, как бы я из этого выпутывался, потому что я до некоторой степени свободолюбивый человек. Есть довольно типичные, как мне кажется, пожелания по всей сфере культуры. Допустим, что касается следующего года – чтобы была тематика, связанная с Александром Сергеевичем Пушкиным (в 2024 году будет отмечаться 225 лет со дня рождения - прим. ЕАН). Такие пожелания периодически направляются сверху – мол, ребята, обратите внимание – идет Год педагога и наставника. Но жесткого диктата я не почувствовал. Если тема интересная и бьется с нашим выставочным планом, то мы эти моменты можем усилить.
- Есть темы, на которые ты бы не стал делать выставку в принципе?
- Трудно делать выставочные проекты о событиях, которые близки к нынешнему моменту по времени. В археологии предметом изучения может являться то, что старше 100 лет от сегодняшнего дня. В целом историческая наука изучает явления по прошествии 50 лет. И основания для этого есть. Объективности ради документы, которые необходимо рассматривать, могут иметь гриф секретности, который снимается по прошествии только определенного количества времени. А без этих материалов картина будет неполной.
Про Екатеринбург
- Возвращаемся к Екатеринбургу. Он для тебя какой?
- Родной прежде всего. Я здесь родился, вырос, хочу провести здесь старость. Что касается его истории, я, как археолог, всем все время талдычу, что Екатеринбург – это не просто город, это еще и земля, на которой он построен.
И у этого пространства есть еще 11 000 лет истории, потому что люди здесь селились еще в мезолите.
Но мои коллеги настаивают на том, что мы музей истории конкретного города, который ведет свое начало с 1720 года, когда Татищев приехал в Уктусскую слободу и планировал строительство железоделательного завода. При этом Уктусская слобода появляется в переписях уже в 1681-1683 годах, и это первое поселение на территории нынешнего Екатеринбурга. И первые частные железоделательные заводы как раз и появляются на юге нынешнего Екатеринбурга в 1704 году. В общем, это бесконечный спор, но историю нашего города, я считаю, можно удревнить.
- Как историк и директор музея истории города, как ты считаешь, какой был самый благоприятный период для развития Екатеринбурга, для жизни людей?
- Золотой век Екатеринбурга? Я считаю, что он не настал еще. В конце концов, мы еще не прошли постиндустриальный переход. Но, учитывая, что у нас есть такие компании, как «СКБ-контур», мы на верном пути. Что касается золотых периодов в истории Екатеринбурга, то их было несколько.
И в каждом веке есть свой набор событий и фигур, которыми следует гордиться, которые составляют костяк, генофонд Екатеринбурга.
Та же эпоха Татищева. У него госзадание ведь было изначально иным. Он должен был наладить медное производство для чеканки монет. Но личность была таких масштабов, что он буквально за несколько месяцев оценил ситуацию и придумал гигантский по тем временам железоделательный завод на 40 домниц. Несмотря на то, что первоначальный план был сокращен, в 1723 году Екатеринбургский завод был, пожалуй, самым мощным и самым энерговооруженным предприятием в Европе. И дальше в XVIII веке выстраивается наша скрепа из заводов — от ВИЗа до НИЗа. Это еще не все. Представь, в 1751 году в Екатеринбурге бургомистром становится Иван Харчевников. Не промышленник — купец! На западной оконечности появляется гостиный двор — сейчас там администрация города, торговая площадь — на территории нынешнего «Пассажа». И эта купеческая составляющая играет очень значительную роль в развитии города. Прибавь к этому историю старообрядчества. С одной стороны, существует острог на месте нынешнего «Динамо», откуда не все старообрядцы вернулись. С другой – больше 100 лет они в принципе управляли городом.
Многие главы – выходцы из старообрядческих родов и семей.
Это мы еще не проговорили про начало гранильной фабрики, находку золота Ерофеем Марковым в 1745 году. Про Екатеринбургский монетный двор, который к концу XVIII века производил 80 % всех медных монет империи.
XIX век – время эпохальных свершений. Начинается золотая лихорадка. Затем Екатеринбург присоединяется к Транссибу, и меняется весь экономический уклад. На смену железным караванам по Чусовой приходят поезда. В городе расцветает мукомольное производство. Симановская мельница – первая паровая мельница на Урале! И она тоже привязана поставками сырья и готовой продукции к железной дороге. В 1887 году прошла Сибирско-Уральская научно-промышленная выставка, которая зафиксировала место Екатеринбурга как кипучего центра развития. Я вообще называю вторую половину XIX века в Екатеринбурге «временем первых». Здесь появляются первые спичечные и конфетные фабрики, торговые дома, банки, пивоварни, часовые производства, рестораны, ипподромы и велодромы. Чувствуешь степень социально-экономического развития? Вместе с экономическим процветанием появляются такие сферы и бизнесы, которые делают жизнь людей другой.
XX век – это индустриализация прежде всего. Строится то, что мы называем «нашими машами»: на севере — Уралмаш, на юге — Уралхиммаш. С другой стороны, это Анна Бычкова, единственная женщина – глава города, при которой появились центральный водопровод, трамвайная линия. Во время войны и эвакуации Екатеринбург разрастается, появляются три новых района. Это усиливает и подпитывает город, несмотря на тяжелое время. Вторая половина XX века – это ракетно-космический и атомный проекты. Это звезда Бориса Ельцина, которая рождается здесь, а потом выносится на всероссийский уровень. Здесь, в Екатеринбурге, как мне кажется, формировались некоторые правила нынешней политической системы. Когда проводятся прямые линии президента, мы должны вспомнить Ельцина, который в 1982 году во Дворце молодежи провел первую такую встречу. Таких многочасовых прямых общений с жителями до Ельцина не практиковалось.
- Как относишься к такому расхожему, в общем, мнению, что Екатеринбург – это такой плавильный котел?
- Отвечу как археолог. Это и сила места, и сила людей. Екатеринбург возник совсем не на пустом месте. Это пересечение путей с севера на юг и с запада на восток. Многие тысячелетия здесь был перекресток торговых, военных и миграционных путей.
Жизнь здесь всегда была кипучая, и люди здесь селились неординарные, способные преодолевать многое: расстояния, обстоятельства, трудности.
Даже с точки зрения демографии. Коренным жителем называют того, у кого шесть поколений выросло на определенной территории. На Урале, в Екатеринбурге, коренным считается тот, у кого хотя бы четыре поколения здесь прожили. Мы живем на стыке Европы, Азии, Севера и Юга – оттого мы такие.
- Какой для тебя самый страшный и самый смешной эпизод из истории Екатеринбурга?
- Давай про страшные расскажу для начала. Во-первых, трагедия 1918 года – расстрел царской семьи. Эта история сильна еще и своим «хвостом» с точки зрения обнаружения царских останков и признания их подлинными. В 1978-1979 годы группа доктора геологических наук Александра Авдонина, пять энтузиастов, взяла себе на щит эту историю. Они не только обнаружили царские останки, но и сумели доказать, что это действительно останки Николая II. И все последующие исследования, по моему мнению, только укрепляют эту версию. И другая страшная история – это эпоха больших репрессий в черте Екатеринбурга.
На 12-м км Московского тракта находится мемориал, но надо себе отчетливо представлять, что это место массовых казней и захоронений. Люди были расстреляны, сброшены тут же в ямы. Остались здесь лежать без имен и фамилий на многие десятилетия.
Я не отрицаю, что среди них могли быть и уголовные элементы. Но доминирующая масса, по моему мнению, - это люди, погибшие ввиду очень жестких политических обстоятельств, не виновные в том, что им инкриминировали. Это подтверждается материалами уголовных дел, которые хранятся в архивах города.
- Что мы должны со всем этим делать? Продолжать работы по эксгумации? Расширять мемориальную доску?
- Это очень сложный вопрос на самом деле. За последние пять лет сотрудники музея исследовали и очертили контур южной зоны массовых захоронений — порядка 10 га. Эта зона была частично разрушена во время строительства Московского тракта и деформирована при строительстве самого мемориального комплекса. На данный момент там остаются 52 нетронутые братские могилы. В них, опять же по нашим представлениям, захоронено не меньше 2000 человек.
Что касается эксгумации. Есть опыт коллег на Бутовском полигоне и в Катыни в Смоленской области.
Один вопрос — ради чего? Для того, чтобы понять половозрастной состав? Уточнить количество?
- Может быть, для того чтобы по-человечески захоронить?
- У меня есть свое видение. Мы в прямом смысле должны заняться возвращением имен. Для этого нам надо сделать две встречных генетических базы. ДНК-анализы берутся у тех, кто там еще лежит (для этого и нужна эксгумация), а вторая база формируется на основе списков НКВД – анализы берутся у родственников. При совпадении мы возвращаем родным вместе с телом имя, фамилию и отчество погибшего. И это, мне кажется, главная цель.
- Родственники до сих пор ищут своих родных? Куда они обращаются?
- Это тема, которая до сих пор очень чувствительна. Люди обращаются всюду: в ФСБ, в госархивы, приходят к нам в музей. Да, они могут получить материалы уголовного дела и выяснить судьбу своего родственника до момента суда и приведения приговора в исполнение. А потом все!
Есть 10 га земли, где тысячи тел без идентификации, и непонятно, куда даже точным образом цветочек положить.
- Ну только к маскам скорби, очевидно.
- Да, но в списках на мемориале 22 тыс. имен, а по базам НКВД их 36 тыс. И даже эти 36 тыс., возможно, нуждаются в перепроверке.
Монумент «Маски скорби» (скульптор Эрнст Неизвестный) в Екатеринбурге
- Кто всем этим должен заняться? Родственники должны объединиться с историками и волонтерами?
- Должно быть встречное движение со стороны родственников, заинтересованной общественности и государства. Что касается государства. На момент создания новой России было заявлено, что она является правопреемницей СССР. Если власти признают, что эти действия были преступлением и ошибкой, если прокуратура пересматривает эти ошибочные дела, если в осуществление этих неправомерных приговоров были вложены государственные деньги, то сейчас, чтобы эти ошибки исправить, нужно вкладывать средства в возвращение имен.
- Если эти расстрелы мы называем ошибкой и преступлением и возвращаем имена жертвам, не должны ли мы назвать и имена преступников?
- Это тоже очень сложный вопрос. С одной стороны, ничего замалчивать нельзя. С другой — не надо забывать, что они делали это в соответствии с Уголовным кодексом того времени, в соответствующем законодательном корпусе. Я далек от того, чтобы кого-то обвинять и судить.
Более того, на мой взгляд, прошло уже столько времени, что нам нужно стремиться к большей степени объективности. Выработать выверенный, спокойный нарратив по этой трагедии — вот главная задача.
Но ты просила и смешную историю, так вот я вспомнил. Это байка о том, как в 1954 году тогдашний первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев в ходе поездки по Свердловску и осмотра общественно значимых объектов разродился фразой, навсегда запомнившейся уральцам: «Построили, понимаешь. Баня у них как театр, а театр как баня». Речь шла о бане с помпезным фасадом на ул. Первомайской и драмтеатре, который тогда квартировал в простеньком здании на ул. Вайнера. Буквально через год, в ноябре 1955 года, ЦК КПСС и Совмин СССР приняли постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». И символом новой эпохи стали хрущевки.
Про ценность истории и ее сохранение
- Скажи, как археолог, существует карта Екатеринбурга по наличию культурных слоев? Чтобы избежать конфликта современной застройки и ценного исторического слоя.
- К созданию этой карты сейчас, мне кажется, мы подошли вплотную. Недавно научную публикацию на эту тему сделали два екатеринбургских археолога: Екатерина Трофимова и Екатерина Булакова. Одна представляет Институт истории и археологии УрО РАН, другая — научно-производственный центр «Астра».
Визуализация города конца XX века есть у нас, в Музее истории Екатеринбурга. Это так называемая панорама Метенкова. Сейчас к этой панораме мы хотим добавить еще несколько слоев. Слой Сибирско-Уральской выставки 1887 года и слой Екатеринбурга изначального в 1723-1733 годах. В целом наша идея в том, чтобы детализировать планы города, включая рабочие поселки. Показать, как он менялся и расширялся в разные исторические периоды. Когда все будет готово, мы сможем это колесо времени проматывать туда и обратно.
- И еще один вечный, дискуссионный вопрос в Екатеринбурге. Какие здания или их останки достойны сохранения? Как относишься к идее часть зданий перевезти и там опекать и сохранять?
- Максимум из того, что мы могли бы, надо сохранять. Послушайте, ну нас же не просто так тянет в ту же Казань или на остров Свияжск, на котором сохранились объекты XVI века. Если мы совсем очистим городское пространство от собственной истории, тогда мы, наверное, повторим то, что делали наши предшественники. До 1973 года, празднования 250-летия Екатеринбурга, Исторического сквера в современном понимании просто не было. На его месте сохранялись корпуса монетного двора, сохранялась старопромышленная территория. Да, что-то уже было руинировано и разрушено, но в довольно большой степени это еще было. Перед юбилеем города эту площадку решили очистить, превратив ее в сквер. Сейчас мы его воспринимаем как неплохое место для отдыха, но когда на экскурсии начинаешь рассказывать именно про основание Екатеринбурга, про монетный двор, про железоделательный завод, ты понимаешь, что тебе показать практически нечего. От XVIII века ничего не сохранилось, кроме тела плотины, которая закована в гранит и закатана под асфальт. Этот пласт истории мы потеряли. Можно и нужно сохранять крупные, выпуклые фрагменты. Сейчас у нас есть все шансы сохранить Верх-Исетский завод. Там еще есть заводоуправление, сохранился ряд производственных корпусов, ранние конструкции. Там можно многое привести в порядок, и это будет очень крутая история.
- А что предлагаешь с советскими памятниками делать? Может быть, «Музеон», как в Москве?
- Тоже оставлять. Вот мы сейчас с тобой в советском памятнике сидим (одна из площадок музея здание на Ленина, 52, бывший дом-коммуна, 1930 г.п. - прим. ЕАН). Нравится? Пусть все остается на своих местах. В том числе Владимир Ильич на площади 1905 года, даже несмотря на то, что он лишь 1957 года постройки. Моя личная позиция – сохранять, потому что все это приметы и вехи определенного времени.
Долгое время в Испании сохранялась огромная часть статуй и объектов, связанных с историей Франко. При этом нарративы по поводу Франко в Испании давно сформированы, они понимают, что это за человек и какие идеи им двигали. Тем не менее общественный дискурс был сформирован так, что это их история и забывать ее они не имеют права, соответственно, как только они ее начинают разрушать, они ее начинают забывать.
- Значит, и барельеф Сталина, возвращенный на ОДО, - правильный шаг?
- Если это оригинальный барельеф in situ (лат. на месте, в месте нахождения, в естественной среде - прим. ЕАН), то сохранять.
- Ты имеешь в виду, что «Маски скорби» уравновешивают барельеф Сталина на ОДО?
- В определенном смысле да. Мы можем соскрести Сталина отовсюду и забыть про него. Считать, что мы живем в золотое, цветущее время, зачем нам об этом вспоминать? Но забыв о нем, мы можем натворить таких же ошибок и, возможно, уже совершаем их, понимаешь?
- Есть у тебя эталоны организации музейного пространства, работы с посетителями? Видел ли ты что-то, что тебе запомнилось и ты хотел бы воплотить какие-то идеи здесь, в Екатеринбурге?
- Есть идеи, которые накладываются на мои устремления. Один из эталонов – это Музей археологического дерева на острове Свияжск. Я считаю, что это один из топовых музеев, презентующих археологию и раннюю историю. Мы похожую идею предлагали в Екатеринбурге еще в 2012 году. Раскапывали Торговую площадь и нашли большой деревянный настил XVIII века.
Мы предлагали обществу «Малышева, 73» - в новом «Пассаже» не закрывайте весь пол в кафель, уберите под стекло настил первой площади Екатеринбурга, и к вам будут ходить как в музей. Но увы.
А в Свияжске они эту идею реализовали, то есть это классный музей на месте посада XV-XVI века. Все артефакты выставлены в том положении, в котором они были зафиксированы. Разложены в такой хронологической последовательности, и ты видишь, как менялись домостроительные традиции. Это место, которое очень популярными образами объясняет и детям, и взрослым историю этого пространства и в целом историю страны в определенном смысле. Я уже много лет ношусь с проектом археологического музея под открытым небом в районе Палкино. Недавно докладывал ее на «Совете неравнодушных горожан».
Post scriptum
- С чем ты связываешь вот эти повторяющиеся нападки на тебя и на Екатеринбург «больших людей» из Москвы? Для кого этот месседж?
- Для меня это пересказ историй из одного-двух telegram-каналов. Эти большие люди из Москвы просто не вдаются в подробности и в контекст. Рубят с плеча без осмысления, кто им эту историю и зачем закинул.
- Это какая-то политическая борьба?
- Я думаю, что в этом есть, конечно, определенная политическая борьба, но я слишком маленький человек, чтобы даже при нынешней моей должности меня ставить в центр этой борьбы или через меня делать на кого-то заходы. Эта буря в стакане для чего делается? Для того, чтобы, если говорить прямым текстом, ловить хайп.
Схема такая: найти врага и даже не мочить его, а постоянно подмачивать. Нарабатывать интерес у своей аудитории. Возбуждать людей в Москве, чтобы они трясли в нашу сторону кулаками.
Цель проста — нагнетать тревожность, накручивать просмотры и за эти просмотры наращивать суммы рекламных контрактов: «Покупайте финки НКВД!» Нет ни правды, ни объективности. Нет даже попытки представить разные точки зрения.
- По журналистике скучаешь?
- Да. Это большая часть моей жизни, в которую я вложил много души и стремлений. Кроме того, мне кажется, сейчас отечественная журналистика находится на переломе и в очень непростой ситуации. И я, честно говоря, снимаю шляпу перед всеми честными российскими журналистами, которые сейчас остаются в профессии. Это в определенном смысле герои своего времени.
Беседовала Анна Касюкова.
